— Александр, спортсмены по-разному приходят к мысли о завершении карьеры. Кого-то она пронзает мгновенно словно молния, кто-то идет к ней планомерно и долго. Как было в вашем случае?

— Мое заявление не было каким-то эмоциональным выплеском. Просто понимаю, что я уже истощен и в физическом, и в эмоциональном плане. В прошлом сезоне у меня еще получилось, так скажем, глотнуть свежего воздуха и возродиться. А сейчас с каждым стартом всё отчетливее осознаю, что уже не борюсь за первые места. Вижу, как выходят те же Женя Семененко, Марк Кондратюк, они на пике. А у меня огонька уже не хватает.

И дело даже не в том, что нет международных стартов. Хотя, не спорю, этот момент тоже присутствует. Например, в прошлом году я бы мог поехать на чемпионат Европы как бронзовый призер чемпионата России. Может быть, удалось бы там хорошо выступить. А я взял медаль чемпионата страны и не поехал никуда.

Конечно, на международных турнирах ты получаешь немножко другие эмоции, другую подпитку. Но все равно — причина моего решения в другом. Выкладываюсь всё так же, тренировочный процесс такой же объемный, в голове картинка такая же, как и раньше. А на соревнованиях выхожу — и не справляюсь. Уже я не такой резвый, не такой активный, силы покидают быстрее. Внутренний запал подугас.
Понимаете, мне уже не столько лет, сколько сейчас Марку, Жене, Владу Дикиджи. Я тоже в 20 лет в короткой программе прыгал четверные лутц и флип. В произвольной шел на три четверных. А сейчас уже так не могу. Мне приходится программы упрощать, в то время как другие усложняют. У них есть резерв для усложнения, а у меня уже нет.

— Не было мысли сказать не «завершаю», а «беру паузу»?

— Нет, это не мой случай. Возьму я паузу — и что? Мне сейчас 25 лет, скоро 26. В каком возрасте мне возобновлять карьеру? Я прыгаю один четверной, иногда с двумя борюсь. Да, это четверной лутц. В этом сезоне стабильность на этом прыжке ушла, но, допустим, я его натренирую и верну. Но всё равно же этого недостаточно, чтобы бороться за что-то серьезное. А когда ты приезжаешь на турнир и понимаешь, что твой потолок — как-то ухватиться за третье место, то это уже не заводит.

— Некоторые спортсмены рассказывают, что стремление к олимпийскому золоту продекламировали еще стоя в пять лет на табуретке.

— Да многие, думаю, так делают. Или ложатся спать в обнимку с коньками и представляют себя на олимпийском пьедестале. Но это не значит, что у всех это получается. Конечно, и я ложился, и я представлял. Но оказалось, что у меня другой путь. Не получилось у меня попасть на Олимпийские игры. Но в нынешней сборной я один из немногих ребят, у кого есть медаль чемпионата Европы. Надеюсь, тоже свой след в фигурном катании сумел оставить.

— Раз уж затронули драматичный эпизод с отбором на Олимпиаду 2018 года: ваш тренер Светлана Соколовская в недавнем интервью мне рассказывала, как три или четыре дня ничего не ела после того, как вы остались без путевки на Игры, будучи фаворитом в борьбе за нее. Понимаю, что вам вспоминать об этом больно, но не могу не спросить — как вы сами пережили тот момент?

— Тяжело пережил. Почти смертельно. Это был мой первый полноценный взрослый сезон. Я хорошо откатал первый этап Гран-при, взял медаль в Канаде. Обыграл тогда Патрика Чана (двукратного чемпиона мира), фурор был. На втором моем этапе Гран-при стал четвертым, но в целом тоже хорошо на нем выступил. На чемпионате России после короткой программы лидировал, но в произвольной программе у меня сломался конек. И я с трудом доехал до конца.
А потом пришлось встать на новые коньки. Долго их раскатывал. К чемпионату Европы успел восстановить элементы. Но одно дело их делать на тренировках, и другое — на соревнованиях. И тем более на чемпионате Европы, да еще и в Москве… Не получилось сделать всё так, как я хотел, как мечтал, с чем ложился и вставал на табуреточку. Не было у меня Олимпиады.

Было тяжело. Казалось, что всё рухнуло. Помню, пришлось идти на обязательный банкет, а видеть вообще кого-либо совершенно не хотелось. Но спасибо Светлане Владимировне, она нашла силы и себя вернуть к жизни, а потом и меня из этого состояния вывести.

— Ваш тренер рассказывала, что тогда очень помог предолимпийский сбор в Японии, на который вы поехали вместе с командой.

— Да, своеобразный был этот сбор. С одной стороны, ты вроде с ребятами вместе. А с другой — все готовятся к Олимпийским играм, некоторые ребята успели съездить на командный турнир и завоевать награды. Катя Боброва, помню, медаль показывала, а я думаю: «Красивая медаль». И с этой мыслью уезжаю на Финал Кубка России… Конечно, всё было очень дружно, воспоминаний много, смена обстановки помогла развеяться. Но…

— Как говорил Остап Бендер: «Чужой на этом празднике жизни»?

— Немножко с таким ощущением, да. Но если бы я сидел дома, то, наверное, вообще бы опупел.

— Заканчивать карьеру в тот момент не думали?

— Нет. Вот после моего второго олимпийского цикла посещали такие мысли — когда не отобрался на Игры в Пекине. Но там это уже не такие эмоции были сильные. Просто думал — ну если второй раз не получилось, зачем кататься дальше? Но Светлана Владимировна нашла нужные слова, и я еще покатался. Даже где-то успешно.

— На серебряном чемпионате Европы ведь тоже была драма, до Хавьера Фернандеса совсем чуть-чуть не хватило — менее двух баллов.

— В целом драма, но у меня нет ощущения, что я там что-то сам недоделал. Думаю, если бы я где-то там набрал дополнительные баллы, то и Хави нашел бы способ, как перекрыть мой результат. По другим чемпионатам Европы есть сожаления, что я мог брать там медали, но «косячил». А здесь одно очень светлое и яркое воспоминание. Помню, как только в Минск приехал, пришел за аккредитацией, сел на трибуну и почувствовал: что-то на этой арене произойдет для меня хорошее. Так оно и получилось.

— Вам пришлось выступать в эпоху, если так можно выразиться, «пост-Плющенко», когда в СМИ на контрасте после его ухода говорили — вот, Евгения больше нет, и мужское одиночное катание у нас хромает, самый слабый вид. Обидно было, давило?

— Не могу сказать, чтобы давило, но внимания чуть больше хотелось, конечно. Когда Женя закончил, все переключили внимание на женское одиночное катание, как будто других дисциплин больше не было. Где-то еще пары замечали, где-то танцы мелькали, а нас как будто вообще в фигурном катании не было. Хотя ведь мы продолжали брать медали — и Макс Ковтун, и Миша Коляда, и я, и Димка. Гран-при выигрывали, становились призерами чемпионатов Европы. Наверное, это не столь крышесносно было, как раньше это делали Плющенко или Алексей Ягудин, но мы же все-таки не перестали в произвольные программы проходить, приносили стране награды. А получалось так, как будто нас не существует.

— Часто говорили, что вам не хватает пластичности, хореографичности. Может быть, из-за того, что приходилось слишком много времени уделять прыжкам?

— Нет, занятий по хореографии у меня было очень много. Просто во мне самом дело. Я не обладаю такими линиями, как тот же Дима Алиев, или катанием, как у Джейсона Брауна. Такой я сам по себе. Но я понял, что и не хочу так кататься, как они. Есть много фигуристов нежных, чувственных. А я сделал ставку на силу. Поменьше лирики.

— Какая из ваших программ самая любимая?

— Да большинство своих программ люблю. Таких, чтобы ненавидел, но катал, не было. Постановки этого сезона очень нравятся, они крутые, с залом контактировать получается, произвольная с первых секунд зрителей заводит. Произвольная прошлого сезона очень необычная. Но если назвать одну, то это «Величайший шоумен». Сходил тогда на фильм, вышел из кинотеатра, нашел сразу музыку, пришел к тренеру и сказал: очень хочу.

— Вспоминаю еще вот что: на ранних этапах карьеры вы были очень неразговорчивым.

— Спасибо большое Светлане Владимировне, она меня заставляла общаться с людьми. Поборола зажатость, закрытость. Сейчас спокойно в глаза людям смотрю и не ощущаю от этого никакой неловкости. Это всё часть уверенности в себе — и это очень важно для того, чтобы и на льду не бояться глаза поднимать, контакт ловить. А когда ты в себе сомневаешься, то и на льду ты скукоженный, маленький и незаметный. Ты же должен всех бить своей уверенностью. В хорошем смысле. На той же шестиминутной разминке ты должен быть самым ярким. Не за счет того, что кому-то прыгать не даешь, а за счет энергии. Чтобы зритель сразу обратил на тебя внимание.

— Кто-то был образцом в этом смысле для вас?

— Женя Плющенко, само собой, владел этим в совершенстве. С Лешей Ягудиным не катался, а вот с Женей соревновался, он сносил этой энергией. Очень свободен в этом смысле Нэйтан Чен. Не забуду его спокойствие на чемпионате мира. После выступления Юдзуру Ханю лед был завален Винни-Пухами, свободного куска не было. А Нэйтан на каком-то пятачке попрыгал одинарный, уши пальцами не зажимал, посмотрел, сколько Юдзуру баллов поставили, поулыбался. Пошел и выиграл чемпионат мира. Мне самому интересно — как он обрел это умение быть таким спокойным? Раньше ведь его не было, а как появилось, он стал творить фантастические вещи и побеждать.

— У вас же, кажется, не было такого, чтобы прямо трясло от волнения? Уши тоже не зажимали.

— Если посмотрите – я, когда выхожу на лед, к тренеру не подъезжаю. Могу посмотреть на Светлану Владимировну, какие она мне знаки дает, чтобы что-то в последний момент поправить, но за руки меня не держат и не настраивают. С первого же моего международного старта так повелось — этапа юниорского Гран-при в Куршевеле. Тогда мы с тренером постояли, я послушал наставления, покатался, настроился, исполнил программу и получил штрафной балл. Что такое? Оказывается, настраивался слишком долго. Вот тогда решили, что и не надо настраиваться. Выехал — вставай.

— А как же магическое последнее слово перед стартом, которое может сыграть решающую роль?

— Еще перед выходом на лед его получаю. А уже когда вышел — всё, я один.

— Сразу поняли, что Светлана Владимировна — ваш тренер?

— Нет, я же переходил не к ней, а к Елене Германовне Буяновой. Но так получилось, что я оказался у Светланы Владимировны. Ни капли об этом не жалею, счастлив, что судьба нас свела.

— Вы же окончили институт по тренерской специальности?

— Да, спорт высших достижений и система подготовки спортсменов. Могу работать со взрослыми ребятами в том числе, звание магистра открывает такую возможность.

— Но с чего начинать, еще не думали?

— Для начала хотелось бы выдохнуть, развеяться. Продолжить кататься в шоу, получать удовольствие. Ловить еще больше контакта со зрителями. От Светланы Владимировны я никуда не ухожу, если нужна будет помощь, буду делиться знаниями, потому что, кажется, их вагон и маленькая тележка. И знаний, и опыта. Причем такого, который не у всех есть. Международные старты — всё же особая история.

— Последний вопрос такой. Помню, как объявлял о завершении карьеры олимпийский чемпион по легкой атлетике Юрий Борзаковский. Заявил на пресс-конференции — всё, ухожу, но через десять минут в ответ на вопрос, окончательное ли это решение, ответил: «Никогда не говори никогда». Может что-то произойти такое, после чего вы решите вернуться?

— Как говорится, чем черт не шутит, но пока что я принял такое решение. Да и, как я уже сказал, еще до того, как оно вступит в силу, надо поработать. Еще не получил я этого глотка свободы. Может ли что-то поменяться? Если проснусь и пойму: есть силы, желание, я помолодел и открылось третье дыхание — возможно. Но сейчас такого ощущения нет. Сейчас я безумно счастлив, что еще выступлю на Кубке Первого канала, что мне дали еще одну возможность ощутить радость соревнований, за что я очень благодарен. А ответ на вопрос, могу ли вернуться, такой: я еще не ушел. Отсрочка.