— Вы не раз говорили: уже став тренером, на протяжении многих лет как бы доказывали собственному мужу Игорь Борисовичу Москвину собственное право встать с ним вровень в профессии. Это хорошо, когда перед глазами есть такой раздражитель?
— Никому я ничего не доказывала на самом деле. Просто занималась работой, которая мне нравилась. Она состояла, в частности, в доскональном изучении того, что делали до тебя.
— Вы говорили: начиная работать, долгое время видели перед собой только спины великих.
— Этот пример я приводила в несколько шутливом тоне, причём с оговоркой: так как была очень маленького роста, это были не совсем спины, а та часть тела, которая находится ниже. Но для меня тем не менее это стало возможностью увидеть, куда эти тренеры идут, как они работают, почему их спортсмены лучшие и именно они восхищают мир.
— А на кого вы равняетесь сейчас, за кем следите? Есть ли вообще этот маяк в вашей тренерской жизни?
— Есть, конечно. Только теперь это более выборочные моменты, которые я подмечаю у некоторых тренеров нашей страны, других стран, видов спорта или вообще не связанных со спортом сфер. Это не то чтобы ориентиры, скорее крючочки, которые меня цепляют: ух, как классно получилось, а можно это повторить, перенести на свой вид спорта, сделать интереснее, лучше?
— Алексей Мишин не так давно сказал: когда видишь какую-то программу, сразу понимаешь, сделана она для победы или для самовыражения хореографа.
— Согласна.
— Но ведь классные спортсмены по умолчанию должны держать в голове вариант, ориентированный исключительно на победу. Более того, по мере набора титулов становится достаточно страшно пытаться отходить от проверенных схем, делать новые вещи. Не сужается ли в связи с этим поле для эксперимента?
— Тут могут быть разные ситуации. Тому, кто может и должен побеждать, совершенно нормально делать программу для победы. Кому-то другому, чьи шансы выиграть не настолько велики, нужно придумать такую постановку, чтобы она выглядела интересной, достойной, сильной.
Строится-то всё по-любому на тех кирпичах, которые у тебя есть. Плюс может возникнуть множество приходящих обстоятельств: спортсмен не хочет, тренер не знает, куда идти, травма случилась или болезнь, музыку хорошую не нашли. Вариантов масса.
— В одном из наших предыдущих интервью вы сказали: все достоинства и недостатки фигуристов становятся очевидными только в сравнении с другими парами. Но год назад Александра Бойкова и Дмитрий Козловский ушли из вашей группы, а Ясмина Кадырова и Валерий Колесов завершили карьеру. Анастасия Мишина и Александр Галлямов остались одни. Будете ли вы подыскивать им возможность равноценного спарринга?
— Не совсем правильная постановка вопроса. К сожалению, Валера действительно прекратил тренировки, хотя для себя, наверное, сделал правильный выбор — окончить институт, получить другую профессию. У нас осталась Ясмина, которая хочет продолжать кататься. Поэтому мы с Артуром Минчуком будем искать для неё партнёра. Но не для того, чтобы создать кому-то спарринг, а с целью сделать сильную, интересную и самодостаточную пару, на которую обращали бы внимание.
— Нынешние правила поощряют в парном катании прежде всего чистоту исполнения элементов, поэтому многие ваши коллеги изначально не настроены на максимальную сложность. Вы, знаю, считаете иначе. Но зачем тратить время и силы на разучивание ультра-си, которые, возможно, никогда не оправдают себя?
— Никогда не говорите «никогда». Во-первых, правила могут измениться, это на протяжении моей тренерской жизни происходило неоднократно. Во-вторых, существуют определённые тенденции. В мужском катании фигуристы долгое время вставляли в программы по одному четверному прыжку, потом по два, и это считалось невероятно травмоопасным. Сейчас четверные стали нормой не только у мужчин, но и у женщин.
— Это понятно. Но имеет ли смысл состоявшейся взрослой паре, такой как Мишина и Галлямов, держать в голове перспективу «гонки вооружений»?
— Любой паре это надо держать в голове. Да и почему нет? Если девочки-одиночницы выкручивают четыре оборота, прыгая на совсем маленькой высоте, что мешает партнёрше сделать четыре оборота в выбросе, высота которого заведомо больше? Мы с Артуром Минчуком у себя в группе несколько лет назад начинали учить этот элемент с Бойковой и Козловским, с Мишиной и Галлямовым, потом из-за карантина и Олимпиады этот процесс приостановили, теперь снова продолжим. Ничего невероятно сложного я в этом не вижу.
— Собственно, и Юко Кавагути с Александром Смирновым успешно исполняли у вас два разных четверных выброса, не обладая какими-то особенными качествами.
— Не только они. В 2000 году, когда мы готовились в Америке к Олимпийским играм в Солт-Лейк-Сити, Бережная и Сихарулидзе на «удочке» учили четверной сальхов. А на Играх Доброй воли — 1998 Оксана Казакова и Артур Дмитриев выехали с касанием выброс четверной тулуп. Ирина Воробьёва и Игорь Лисовский тренировали выброс тройной аксель, причём было это ещё в 1980-м.
— Когда Кавагути и Смирнов впервые выиграли чемпионат Европы в 2010-м, ваш коллега Виктор Кудрявцев сказал мне на трибуне: «Какое счастье для Тамары, что в её тренерской карьере наконец-то встретилась совершенно идеальная в плане дисциплины спортсменка».
— У меня было много идеальных учеников в плане дисциплины. Лена Бечке, Лена Валова, Лена Бережная, Денис Петров. Да и среди остальных каких-то совсем уж злостных нарушителей не припомню.
— А как же Олег Шляхов — первый партнёр Бережной? Не могу вспомнить, кстати: вы только просматривали эту пару или дело дошло до работы на постоянной основе?
— Я работала с этой парой год или чуть больше. Ребят очень сильно просила взять латышская федерация фигурного катания, поскольку местные тренеры просто не справлялись с Олегом. Да и меня предупредили: парень бывает очень агрессивен. Но совершенно точно могу вам сказать: травма головы, которую Лена получила в январе 1996-го, не была следствием этой агрессии, просто несчастный случай.
— В своё время вы довольно плотно общались на форумах в интернете и даже как-то сказали, что вам удобно, когда люди предлагают уже отобранную музыку для новых программ, какие-то идеи костюмов. Сейчас болельщики в интернете стали другими?
— Я бы сказала, изменилась ситуация. Тогда у нас существовал большой русско-японский фан-клуб Кавагути и Смирнова. Потом Юко и Саша перестали выступать, приезжать на шоу в Японию, и постепенно интерес к ним у болельщиков пропал.
— На что вы ориентируетесь сейчас, когда речь идёт о выборе музыки?
— На целый комплекс составляющих. Анализирую, какие композиции в текущем сезоне катали мои спортсмены и конкуренты, куда могут двинуться соперники. Думаю главным образом о том, в каком направлении я могу увести свою пару, чтобы она не была похожей ни на кого. В том числе на себя прошлогоднюю.
Ищу момент какого-то разнообразия, неожиданности. Музыка, с одной стороны, должна быть узнаваемой, способной вызвать отклик трибун, но в то же время позволять развивать спортсменов. Уводить их от прежних программ, но позволять привязаться к какому-то образу, сюжету.
— Не терпится увидеть номер Мишиной и Галлямова для турнира шоу-программ.
— Я, кстати, угадала с темой ещё до того, как было озвучено, что основой сопровождения должна быть советская или российская музыка. Логично, катаясь у себя в стране, отдавать предпочтение отечественным традициям и культуре. В этом плане мне бывает не совсем понятно, почему, когда мы живём в России, должны читать какие-то вывески на других языках.
— Ну так иностранное всегда привлекает людей в большей степени. Вы же наверняка покупали джинсы, выезжая на соревнования за рубеж?
— Покупали. Но как раз тогда я и начала задавать себе вопрос: если все вокруг в джинсах, зачем стремиться быть как все? Стоило впервые одеться иначе, тут же услышала: ой, как же это красиво! Отсюда и пришло понимание, что надо всё время как-то выделяться, отличаться от тех, с кем соревнуешься. Не можешь вырываться технически, не получается тот или иной прыжок — значит, чем-то другим закрасить это надо. То же самое и в тренерстве.
— Иначе говоря, не стоит покупать шубу в пол только из-за моды стоять у борта в мехах?
— И это тоже. Ну вы только представьте меня с моим ростом в подобном одеянии! Хотя пыталась и одеваться по-разному, и краситься, и причёску замысловатую делать. А потом поняла: иногда бывает достаточно надеть яркий свитерок, и ты уже на общем фоне не как все.
— Когда вы берётесь за какой-то проект по созданию очередной пары, хотя бы мимолётно думаете о том, что у вас может не хватить сил, времени?
— Конечно. Но, знаете, жизнь на мне не заканчивается. Я же думаю не о своей личности, а о развитии парного катания в нашем клубе, в нашем городе, в нашей стране. Выстраивать всё это вокруг себя просто неразумно: мало ли, заболею или вдруг скажу: «Ухожу на пенсию!»
— Такого варианта, зная вас, я вообще не допускаю. Да и потом мне кажется, вы уже психологически переросли тот момент, когда человеку свойственно ставить перед собой какую-то конечную точку в профессии. Типа ещё одна Олимпиада — и уже точно уйду на покой.
— У меня никогда и не было этих точек.
— Ну я же помню ваше намерение уйти со льда и заниматься воспитанием внучки, когда Бережная и Сихарулидзе закончили кататься.
— Не стала бы говорить об этом как о серьёзном намерении. Понимаете, жизнь многогранна, в ней много всего интересного. Тренерская работа для меня — не единственное удовольствие. Есть множество других сфер деятельности, в которых я могу себя реализовать и с удовольствием этим занимаюсь.
Например, фестивали почётных граждан Санкт-Петербурга, которые проводятся в Капелле, в Филармонии, в Кировском театре, в Мариинском. Мне часто поручают приветствовать зрителей, представить гостей. Иногда провожу День добрых дел для детей и родителей. Или устраиваю для дипломатического корпуса Петербурга какие-то встречи с фигуристами нашей школы, концерты. Знаю людей, которым реально требуется какой-то контакт со мной, чтобы почувствовать себя увереннее, зарядиться каким-то энтузиазмом.
— Иногда думаете: «Как же меня это всё достало»?
— Такого точно нет. Я живу, как нас когда-то учили.
— Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы?
— Нет, в соответствии с принципом: если устал от какой-то деятельности, надо просто переключиться на другую. Да и потом мне реально интересно всё, чем я занимаюсь. Появились сильные пары — мне захотелось, чтобы ими восхищались люди. Вот я и начинаю думать, как это сделать. Но не зацикливаюсь на этом настолько, чтобы обо мне сказали: Москвина фанатка, у неё, кроме фигурного катания, ничего нет. Вообще всегда считала важным иметь большую крепкую семью. Муж, дети, сёстры. И считала большим своим достижением, что всё это в моей жизни сложилось.
— Многие публичные люди обычно сетуют: большая популярность накладывает на человека массу ограничений. Уже не выйти на улицу кое-как одетой, непричёсанной.
— Ну да, бывает, прячусь иногда. С другой стороны, я ведь большую часть времени провожу на катке в спортивном костюме. Потом прыгнула в машину, на перекрёстке накрасилась — и порядок. Если бы была западным тренером, наверное, пришлось бы работать иначе: с утра до вечера — урок, урок, урок, урок… А так меня хватает на всё.
— Вы когда-нибудь страдали от нехватки денег?
— У меня всегда была немножко другая установка по отношению к жизни. Я довольно рано поняла: не хочу и не буду страдать ни по какому поводу, а хочу жить в своё удовольствие. Поэтому снижаю уровень притязаний. Выбираю то, что для меня ценнее и интереснее. Всегда много читала, начиная с самого детства, в том числе западную литературу — это дало возможность научиться у героев этих книг психологии, жизненной мудрости. Стараюсь не позволять себе опускаться в нигилистическое либо пессимистическое восприятие окружающих меня людей, событий и так далее.
Это очень сильно помогает постоянно находиться в ровном настроении и расположении духа. Знаете, как в анекдоте: есть люди, которые считают, что коньяк пахнет клопами, а есть те, чьи «клопы» всегда пахнут коньяком. Иначе говоря, мой стакан всегда наполовину полон, а не наполовину пуст.
— После операций на тазобедренном и коленном суставах вы тренируете в коньках?
— Не всегда. В коньках, конечно, удобнее, но перед серьёзными стартами я предпочитаю не мешаться своим фигуристам на льду. Коньки для меня — это ещё и определённая хитрость, позволяющая много двигаться вместо походов по фитнес-клубам или какой-то другой физической активности. Когда я на льду, чувствую себя в тонусе, наравне с другими своими коллегами. Да и потом во всем мире принято: тренер должен быть на коньках.
— Боюсь, на наших катках это не всегда так.
— Возможно. Но на Западе — да.
— Пытаюсь себе представить: вам сделали операцию, заменили тазобедренный или коленный сустав, и вы абсолютно беспомощны. Это угнетает?
— Беспомощна? Всего два-три дня. Для меня это вообще не проблема. Смотришь по сторонам — люди в ходунках передвигаются, потом с костылями, потом без… К тому же я верю врачам. Сказали, что надо оперироваться, — значит, надо. Сказали, что можно ходить, — значит, встала и пошла.
— Наслышана, как вы плясали в аэропорту Магнитогорска, когда прилетели на Спартакиаду сильнейших в 05:00.
— Ну так нас целый ансамбль встречал, пожилые люди. Надо же было как-то им ответить, показать: мы ценим их работу. Вот я с ними и потанцевала. Почему нет? Никакой прессы в это время в аэропорту, естественно, не было. Я это сделала не ради собственного пиара.
— От многих фигуристов я там же, в Магнитогорске, слышала: ждём не дождёмся, когда сезон закончится. У вас нет подобного ощущения?
— У тренера оно редко бывает. Один соревновательный сезон заканчивается, а в голове уже сидит новый. Начинается разработка планов, идей, стратегии, поиск музыки. Такому же отношению мы учим своих спортсменов. Чтобы их жизненные планы никогда не заходили в тупик.