— Давай начнем с главного. Почему тебя объявляют «Мориси Квителашвили», хотя мы все зовем тебя Морисом?
— (Смеется.) В грузинском паспорте так указано. В российском — Морис. В грузинском, видимо, такая грамматика, поэтому так поставили. Хотя многие грузины говорят, что это ошибка. Может, и ошибка. Но на соревнованиях называют «Мориси».
— Пытался как-то это изменить?
— Просил федерацию, они должны были подать заявку, но не знаю, подали ли. Когда только начал выступать за Грузию, тогда и просил. А теперь привык, и так нормально.
— Что такое Олимпиада? Вот мы сейчас с тобой сидим на трибуне Capital Indoor Stadium. Опиши, как тебе это все?
— Ты знаешь, наверное, скажу так — неполноценное масштабное событие. Жаль, что эти ограничения, все в масках, мало зрителей, атмосфера могла быть намного лучше и сильнее заряжена энергией. Но хорошо в любом случае, что провели соревнования, а не отменили и не перенесли, как было с летней Олимпиадой. Это было бы неприятно. Я рад быть здесь.
Я вчера ездил на шорт-трек, все фигуристы ездили финал смотреть. У меня есть даже видео, где я снимаю финал мужчин 5000 метров и у меня там даже непроизвольно выскакивает мат. Кричу, ору, такой драйв — круто смотреть.
— Тебе не показалось, что шорт-трек тут местами популярнее, чем фигурка?
— Сложно сказать… Может, еще дело в том, что у многих соревнования закончились, люди приехали посмотреть. В Пхенчхане еще больше был ажиотаж, корейцы же фанаты шорт-трека. Здесь тоже корейские фанаты громче всего кричали.
Я был в восторге от кореянки. Она шла последняя или шестая, и в самом конце она просто делает три толчка и обгоняет всех, тем более по внешнему кругу. Очень сильная! Еще и олимпийский рекорд в полуфинале установила.
— Отличное скольжение, «скейтинг скиллс»?
— Да, надо перенять технику в фигурное катание (смеется).
— Говоря про Грузию, есть такое мнение, что за небольшие федерации труднее выступать в плане отсутствия их международного веса. Сталкивался с этим?
— Да, но, наверное, свои баллы просто надо заслужить. Тот же Хавьер Фернандес как начинал, а потом чего добился. Я в это верю. Нужно быть сильным спортсменом, кататься чисто и сложно, тогда не будет какого-то сожаления, что ты не сделал все. Нужно пройти определенный путь, прежде чем тебя оценят.
— Пример — Настя Губанова. Катается-то прекрасно…
— Одно слово — рейтинг. Но у Насти, мне кажется, еще все впереди.
— Нет ли ощущения, что эта Олимпиада ближе к концу немного превратилась в фарс, потому что фокус сместился с соревнований на то, что около льда?
— Не могу ничего сказать. Даже не знаю.
— Но сам как ощущаешь, как следишь за событиями со стороны, за ажиотажем?
— Ажиотаж в плане чего?
— Ну вот, в частности, история Камилы.
— Не знаю, что тебе ответить на этот вопрос. Не в моей компетенции его обсуждать. Но если говорить про меня… Знаешь, я эту историю воспринимаю с тревогой. Желаю, чтобы все разрешилось лучшим образом для всех и все были довольны результатом. Потому что это правда очень тяжело.
— Говоря про тебя и результат на Олимпиаде. Ты в целом доволен?
— В целом да, но произвольную мог бы откатать получше. На выездах чище. В принципе, соревнования давно прошли, и я какие-то детали даже уже не помню. Но понимаю, что мог сделать лучше, потому что был очень хорошо готов.
Жалко, что в произвольной не удалось сделать все, что хотел. Ну, и когда прыжки стали сыпаться, я начал искать себя во время программы. Старался на каждом элементе максимально все просчитать, чтобы еще где-то набрать баллы. Каскад в начале программы был 4-2, я потом уже пошел на 4-3, чтобы закрыть каскад с тройным тулупом. Стал набирать скорость на флип — ойлер — сальхов, но набрал недостаточно и в след въехал.
— То есть у тебя была такая же проблема, как у Юдзуру Ханю?
— Ага. Просто сделал «тройку», почувствовал, что потерял контроль. В итоге поторопился — не проконтролировал и сделал двойной прыжок вместо тройного. Но не растерялся и дальше продолжил катать.
Все равно можно было бы побольше, получше… У меня всегда есть ощущение, что я где-то что-то недоделал. Поэтому надо работать дальше.
— Что-то со льдом не так было?
— Не-не, все отлично. Просто в любом случае после других ребят остаются какие-то следы. Ты можешь в любой момент въехать или в чей-либо, или даже в собственный след. У меня очень часто бывает, кстати, что я в свои же въезжаю. По траектории делаю одинаковые движения и попадаю.
— Что происходит, когда ты въезжаешь в след? Если сравнить это с ощущениями из обычной жизни.
— Как будто бы ты поскользнулся и пытаешься хоть как-то поймать равновесие, хотя, по сути, уже падаешь. Побороться, чтобы хоть как-то себя выровнять. Потому что тройной еще можно как-то выпрыгнуть в таком состоянии, а на четверных все теряется. Если ты закидываешь назад корпус на тройном прыжке, выехать его реально. На четверном же больше скорости, больше крутки — корпус еще сильнее запрокидывается. Так что, скорее всего, будет либо падение, либо сильный степ-аут.
— Ты говоришь, что всегда есть ощущение, будто «что-то недоделал». У меня такое ощущение, что это общая проблема всех фигуристов-одиночников российской школы.
— Думаю, да, так и есть. Нет вот этого… Мне кажется, это своего рода установка, заложенная с детства, — делать все хорошо, максимально. Получаются такие, знаешь, странные перфекционисты.
— Расшифруй. У других разве не так?
— Не знаю. Может, ребята из других стран как-то иначе относятся к спорту… У всех разные менталитеты. Возможно, проблема в этом.
— При этом почему-то так происходит, что во многом именно у наших ребят есть проблема с тем, чтобы собрать две программы. Обычно хотя бы одну мы «заваливаем».
— Знаешь, иной раз это получается из-за того, что очень сильно хочется. Или боишься допустить ошибки. А когда начинаешь бояться, они, наоборот, вылезают. Возможно, расслабленности не хватает.
— То есть все-таки фраза о том, что мы идем на соревнования как на войну, правдива?
— Да. Не всем удается более спокойно относиться к этому всему. Но вообще, даже самые сильные допускают ошибки, и мы это видим.
— Мне кажется, такой зацикленности сейчас нет только у Марка Кондратюка.
— Просто он умеет переключаться и выходить свободно. Уверен, он переживал перед выходом на лед. Никто же не хочет подвести команду и плохо откататься. Я вот общался с ребятами, с Вовой Литвинцевым тем же. Он говорил мне: «Ой, я так переживаю». Спрашиваю у него почему. А он: «Я хочу хорошо откатать».
Все хотят проявить себя с наилучшей стороны. Просто кто-то может абстрагироваться от этого, а кто-то нет.
— Может, надо пытаться ловить это состояние расслабленности?
— А как? Представь, что у тебя, к примеру, экзамен важный, и ты же на нем тоже волнуешься. И те, кто, условно, диплом защищает, тоже испытывают волнение. Просто оно немного разным бывает.
Кто-то может с ним справиться, а кто-то нет. Я вот на Олимпиаду выходил, абсолютно не волнуясь. В «команднике» переживал сильно, а в личном — вообще нет. Может, атмосфера такая…
— Ты имеешь в виду малое количество зрителей?
— Да. Это влияет на общее впечатление. Зрители очень сильно заряжают на самом деле, и ты черпаешь от них какую-то энергию. А здесь…
Я вспоминаю — выступал в прошлом году в Голландии на Challenge Cup. У нас там тоже был «пузырь» по схеме «лед — гостиница». Приезжаем на каток, встаем перед шестиминутной разминкой для объявления участников. Называют меня — и в ответ вот так (делает два тихих хлопка). Один-два — и все.
Еще и рано соревнования начинаются… Нет никакой атмосферы. Ты как на тренировке. Я даже с судьями по этому поводу поговорил, они ответили, дескать, мы бы с радостью похлопали, но нам по правилам нельзя (смеется). Вот здесь примерно так же.
— Мужской турнир на Олимпиаде закончился давно, но ты в итоге остался здесь до показательных. Чем занимал себя в это время?
— Вообще, я хотел успеть съездить в горы — посмотреть лыжи или что-то подобное. Но ехать далеко, три часа. В принципе, организаторы стараются как-то разнообразить досуг. Нам еще при заселении сказали скачать приложение — в нем можно играть, отвечать на «олимпийские» вопросы, и за это тебе дают коробку значков.
В Пхенчхане было примерно такое же приложение. Да и значки вроде похожие давали… Но там каждый значок надо было «заработать» — была карта деревни, и тебе высвечивалось уведомление: «Приди в такую-то зону, выполни задание и получишь в награду треть значка». Потом мониторишь это приложение дальше, чтоб заработать остальные части. Такое вот развлечение для тех, кто сидит в деревне.
Есть еще рекреационный центр — бильярд, пинг-понг, настольный футбол. VR-очков тут очень много. Есть игры «стрелялки» — надеваешь очки и играешь. Попробовал я поиграть в них и попроходить через текстуры в этих очках — мозги, честно говоря, кипели (смеется).
— Раньше ты говорил, что дважды мог закончить карьеру. Один из этих «разов» — перед тем как перейти к Этери Тутберидзе. Что там вообще было?
— На самом деле мы просто не понимали, что делать и куда идти. Я две недели походил в школу, а потом родители спросили у меня, хочу ли я вообще продолжать кататься или нет. Сказали, что есть вариант попробовать позаниматься у Этери Георгиевны. Я со слезами на глазах сказал: «Хочу!» (Смеется.) И вот до сих пор катаюсь.
Там так получилось, что моя подруга, с которой я с детства начинал кататься, в тот момент была у нее. Мы и с ней посоветовались и в итоге решили — надо пробовать.
— Почему у Этери Георгиевны хуже получается работать с парнями? По сути, ты у нее сейчас единственный, кто дошел до высокого уровня и стабильно держит планку.
— Тут много факторов. Кому-то терпения не хватает. Кому-то сил…
— Сил и терпения надо много, чтобы заниматься у Этери Георгиевны?
— Конечно. Хотя вообще для того, чтобы в целом заниматься фигурным катанием, нужно очень много терпения и сил. Порой у Этери Георгиевны, конечно, нелегко. Но со временем к такому режиму привыкаешь.
— Какой она человек? Думаю, ты, как никто другой из ее группы, можешь ответить на этот вопрос.
— Сильный она человек. Я вижу, как она скрывает свои сильные эмоции, сдерживает себя во многих моментах. Пример такой приведу — с произвольной в женском одиночном здесь, в Пекине. Я смотрел за девочками на арене, и мне было безумно больно и обидно за Камилу (Валиеву). Но при этом очень радостно за Аню (Щербакову) и за Сашу (Трусову), что у них все получилось.
У меня были такие смешанные эмоции, что я не выдержал и заплакал. И когда спустился вниз к ребятам, встретил Этери Георгиевну. Представь, какой непростой это момент и для нее, и для всех ребят вообще! Но даже тогда она не переставала шутить, держалась. Сказала мне: «Ты чего плачешь? Обидно за свое 10-е место?» (Смеется.) Я засмеялся сразу, сказал: «Ну да, естественно».
В этом ее сила, мне кажется. Она умеет даже из каких-то тяжелых моментов извлекать положительную энергию. И при этом держать лицо. Мало кто так может.
— Давай теперь про тебя. 26 лет, Пхенчхан прошел. Пекин — тоже. Что дальше?
— Чемпионат мира. Поеду на него.
— Хорошо, а дальше?
— Шоу.
— А еще дальше?
— Тут уже буду смотреть… Устал я тренироваться, конечно. И выступать устал. Но в то же время только сейчас начинаю чувствовать, что я могу. Поймал какое-то такое ощущение сейчас.
У меня есть чем заниматься вне спорта. Есть идеи, планы. Но пока об этом рано. Думаю, в конце сезона надо будет съездить отдохнуть, восстановить себя морально и физически. И потом уже либо в новый сезон, либо… Буду думать.
Решение будет сложным, это точно могу сказать. Но я, знаешь, о чем подумал недавно? У нас же сейчас в Грузии собралась отличная команда, мы по рейтингу даже можем попасть на World Team Trophy и там себя хорошо показать. Это тоже возможность — личная, карьерная, финансовая. Мне надо будет очень крепко подумать.
После прошлогоднего чемпионата мира в Стокгольме я смотрел списки, а там нас от Грузии выступало всего два человека, и мы были на десятом месте, на World Team Trophу попадает первая шестерка. А сейчас у нас выступают все. Возможно, нам все-таки удастся попасть.
Вообще, мне же нравится кататься. Хотя порой уже тяжело… Понимаю, что уровень более молодых ребят намного выше, чем то, что могу я показать. Может быть, появятся какие-то силы, выучу другие четверные…
— Пробовал?
— Да, флип пробовал, но пока не получалось.
— А лутц?
— У меня на нем неясное ребро, так что я его вообще в программы не вставляю, чтобы лишний раз не рисковать.
— Можешь объяснить, в чем вообще проблема с этими неправильными ребрами? Как они появляются?
— Ноги кривые (смеется). Вообще, это с детства так. Кому-то флип легче дается, кому-то лутц, а кто-то и так и так может. Исправить ребро, наверное, реально, но очень тяжело.
— Уже думал о том, что будет после спорта?
— Да знаешь, по здоровью и по возрасту мне еще можно выступать и выступать. Это больше вопрос желания, а у меня оно то есть, то нет.
А так… Думаю, можно выступать в шоу, заниматься тренерской деятельностью. Но для начала надо закрыть эту последнюю страницу в спорте. Дописать, так сказать, свой дневник фигуриста.
— Но к тренерской деятельности ты готов?
— Конечно. Я уже работал тренером. Даже в другую страну ездил вместо отдыха. В Швейцарии тренировал, в Грузии один раз. Очень жалко, что у нас нет должных условий, чтобы развивалось фигурное катание. Хотя мы здорово поднимаем наш спорт в Грузии сейчас. За нас очень болеют.
Отдельно хотел бы поблагодарить грузинскую федерацию, министерство спорта и национальный олимпийский комитет за то, что нас поддерживают. Но хорошо бы, чтобы построили каток хотя бы в столице. А лучше — несколько по всей стране, чтобы спорт развивался, чтобы можно было проводить соревнования или шоу. Условия-то у нас классные! Мне многие иностранцы говорили: «Мы с удовольствием приедем в Грузию, очень хотим». Но выступать где? Надеюсь, со временем мы к этому придем.
